Практики диалога — это люди, которые хотят перемен. Как описано в главе 1.2, изменениями, к которым они стремятся, могут быть больший общественный потенциал для сотрудничества, мирное разрешение конфликтов или демократическое самоуправление. В качестве альтернативы они могут представлять изменения как прогресс в борьбе с различными социальными проблемами, такими как бедность, неравенство, преступность или болезни. Либо они могут определить изменения более широко — как экономическое или гуманитарное развитие. В этой главе рассматривается вопрос, почему они считают диалоги (процессы участия с определяющими характеристиками, изложенными в главе 1.3 в качестве руководящих принципов) эффективными для осуществления таких изменений.

Уровни изменений

Как отмечал Бассам Нассер относительно мирного договора между Египтом и Израилем в 1979 году, официальный договор положил конец вооруженному конфликту — конкретное изменение, имевшее большое значение. Однако достижение устойчивого мира, как утверждал Нассер, потребует изменений, выходящих за рамки официальной договоренности между правительствами, и затрагивающих сердца и разум египтян и израильтян. Подобным образом, рассматривая тип подхода, который, возможно, будет эффективным в сложной работе по развитию демократии, оценщик проекта IDEA Гирт ван Влит предполагает, что этот подход должен быть способным «содействовать сложным процессам изменения отношений, ценностей, режимов взаимодействия...»80 Оба эти замечания освещают фундаментальную идею диалоговой работы: более личный, нематериальный, но более глубокий уровень изменений важен, чтобы достичь устойчивого влияния на различные сложные общественные вызовы, которые беспокоят практиков диалога.

Многие используют аналогию с айсбергом, чтобы передать мысль о том, что часто видимые характеристики сущности или явления являются лишь небольшой частью их совокупности, и важно осознавать те аспекты, которые мы не можем увидеть сразу. Мы используем эту модель «айсберга изменений», разработанную Катрин Койфер и Отто Шармером, чтобы подчеркнуть, что видимые и невидимые изменения взаимосвязаны и часто взаимозависимы.81 На самом глубоком уровне сдвиги в чувствах и восприятиях открывают людям возможность изменений.

Некоторые из наиболее ярких примеров таких сдвигов являются следствием диалога между сторонами жестоких конфликтов. Например, Минакши Гопинатх описала опыт своей работы в спорном районе Кашмира:

Я была с группой ... «Женщин в безопасности, урегулировании конфликтов и мире» (WISCOMP). Мы [договорились, что должны] прервать молчание относительно конфликта в Кашмире. Это были группы женщин, которые всегда обвиняли друг друга, сообщества друг друга в своем положении. Например, женщины-мусульманки в долине обвиняли в том, что с ними произошло, индуистскую общину. Индусы, бежавшие из долины, обвиняли мусульман в том, что они выгнали их из дома, в этнических чистках и т.д.

Но когда они собрались в безопасном месте, которое было [далеко] от их ближайшего окружения, и стали слышать рассказы и боль друг друга, они поняли, что их боль не отменяет чужой боли. Иными словами, обе стороны испытывают определенный уровень обездоленности...

В тот момент что-то произошло, когда женщины, слушали рассказы друг друга... Изменилась их мимика и жесты, у нескольких из них в глазах появились слезы, когда они слушали, что произошло с бывшими противниками. Они узнали, что существует общность человеческого опыта. Я думаю, что это был очень трогательный поворотный момент... [Если] они никогда раньше не смотрели в глаза друг другу, теперь [они] начали признавать присутствие друг друга. И таким образом процесс «инаковости», который перевелся на язык тела, и слова в свою защиту, которые были [применимы] — все это начало таять. Не скажу, что они обняли друг друга, но стены антипатии [рухнули].82

Луиза Даймонд, соучредитель Института многоуровневой дипломатии и Peace Company, приводит еще один пример конфликтной ситуации — диалог, который она вела в Боснии в 1996 году, сразу после подписания Дейтонского мирного договора.83 В диалоговую группу входили молодой сербский солдат и пожилая боснийская мусульманка, которая была «будто сама мать-земля, которая страдала, оплакивала и говорила: «Что ты сделал с мужчинами, которые были в моей жизни?» Юноша настаивал на том, что воевал только потому, что был вынужден, но женщина оставалась очень разъяренной и враждебной по отношению к нему в течение нескольких дней семинара-диалога. Однако в один день солдат покинул группу, а затем вернулся с написанным стихотворением о собственной боли и ненужных страданиях от войны. 

Для дальнейшего чтенияТермин «ментальные модели» происходит из области организационного обучения, в которой существует много исследований использования диалога в качестве инструмента организационных изменений. Чтобы начать изучение этой работы см. Peter M. Senge et al., The Fifth Discipline Fieldbook, 2nd edn (New York: Doubleday, 2006); иWilliam Isaacs, Dialogue: The Art of Thinking Together (New York: Doubleday, 1999).Еще один взгляд на проекты по гражданскому сценарию, проанализированному Койфер, см. Adam Kahane, SolVing Tough Problems: An Open Way of Talking, Listening, and Creating New Realities (San Francisco, CA: Berrett-Kohler, 2004).

«Это растопило сердце женщины», — говорит Даймонд, и они стали близкими друзьями. Даймонд описала, как этот сдвиг вышел за пределы изменения чувств, пережитых этими двумя людьми, и изменил ситуацию в группе по восприятию людьми конфликта:

Мы вернулись в Боснию через три месяца, а потом снова через полгода и спросили людей, которые были на том семинаре: «Что больше всего врезалось в память, о чем вы вспоминаете? 95% из них сказали, что никогда не забудут ту женщину и того мужчину, а также примирения, произошедшего между ними. Это было чем-то личным для них обоих, но для всех остальных в аудитории и в более широком смысле это было абсолютно символическим архетипом солдата, который на самом деле не хотел убивать людей, и матери, которая страдала, жертв войны.

То, на что указывает Даймонд в этом примере, это изменение «ментальных моделей» — основных предположений, формирующих способ переживания людей и их интерпретацию окружающего мира. В этих конфликтных историях изменение можно описать как переход от ненависти и обвинения своих врагов к рассмотрению самой войны в качестве врага с жертвами со всех сторон. Несколько иной пример следует из рассказа Филипа Томаса об опыте диалоговой работы в Сальвадоре. Через несколько месяцев после завершения процесса диалога один из участников увидел по телевидению, как полиция избивала члена профсоюза, который также принимал участие в диалоге. Он немедленно позвонил другу, чтобы сказать, что «это неправильно». Позже он размышлял о том, что заставило его чувствовать себя возмущенным в этом случае, что было не похоже на сцены, которые он видел раньше. Он отметил, что его тронули не столько личные связи с профсоюзным лидером, сколько измененное восприятие приемлемого поведения в условиях демократии.

В анализе трех проектов гражданского сценария — Mont Fleur в Южной Африке (1991-1992), Destino Colombia (1997-2000) и Visión Guatemala (1998-2000) — Катрин Койфер указывает на различные изменения ментальных моделей. Участник Destino Colombia пережил «на личном уровне... самое прекрасное достояние... понимать и обсуждать все темы, не вынуждая никого злиться и не убивая друг друга». Чернокожая южноафриканка, которая во времена апартеида «жила тем, что придет завтра», начала применять концепцию сценария в своей собственной жизни и обдумывать, как «мои сегодняшние действия... помогут мне осуществить мои мечты о будущем и о будущем моих детей».

 Гватемалец пересмотрел свой взгляд на историю своей страны в ответ на тщательно подкрепленный документами рассказ профессионального историка, одного из экспертов, участвовавшего в диалогах инициативы Visión Guatemala.84

Люди все чаще понимают, что конкретные шаги к изменениям, такие как соглашения и другие договоренности, конституционные реформы, политические инициативы или законодательство, являются необходимыми, но часто недостаточными для преодоления вызовов, с которыми сталкиваются общества. Чтобы закрепиться, они должны основываться на более глубоких изменениях на личном уровне, и именно здесь диалог должен играть особую роль.

В результате подобных изменений люди смотрят на мир сквозь другую призму, и новая точка зрения может иметь значительный эффект на их отношения с другими, на их поведение и на то влияние, которое они имеют в мире, индивидуально и коллективно.

«Истории обучения» трех проектов гражданского сценария, на которые опирается анализ Койфер, позволяют ей задокументировать эти последствия.85 Например, в Южной Африке коалиция участников диалога, включая консервативных белых бизнесменов и радикальных лидеров Африканского национального конгресса Нельсона Манделы, собрались для продвижения видения, которое следовало из сценария — видение инклюзивной демократии и медленного, но стабильного экономического развития, которое пошло бы на пользу всем. Так же в Колумбии и Гватемале участники диалогов установили длительные отношения. Они считали себя сетью и объединяли усилия в проектах ради достижения общих целей, поставленных во время работы по разработке сценариев. В Колумбии группа бизнесменов объединилась, чтобы создать фонд под названием «Идеи мира». В Гватемале различные группы участников Visión Guatemala совместно работали над конституционной реформой, реформированием национального университета и созданием научно-исследовательского института с миссией борьбы с бедностью.

Приложение 1 этого Пособия содержит еще много примеров результатов диалога, которые охватывают весь спектр от нематериального к конкретному, от невидимого к видимому. В совокупности они передают картину, подтверждающую аналогию с айсбергом — эти разные уровни изменений, как правило, взаимосвязаны и взаимозависимы. Никому не нужен диалоговый процесс, затрагивающий только личную трансформацию, без конкретных результатов. Однако люди все чаще понимают, что конкретные шаги к изменениям, такие как соглашения и другие договоренности, конституционные реформы, политические инициативы или законодательство, являются необходимыми, но часто недостаточными для преодоления вызовов, с которыми сталкиваются общества. Чтобы закрепиться, они должны основываться на более глубоких изменениях на личном уровне, и именно здесь диалог должен играть особую роль.

Как это работает?

Основная динамика изменений в диалоговых процессах предусматривает обретение людьми определенной точки зрения на собственные мысли и процессы мышления, а также на то, как эти процессы мышления формируют их восприятие реальности. Как отмечают Дэвид Бом, Дональд Фактор и Питер Гаррет, в большинстве случаев люди не имеют такой точки зрения: мы просто думаем, не наблюдая за факторами, такими как память, убеждения, эмоции и культура, влияющими на наше мышление:

Мы можем осознавать действия нашего тела, когда они на самом деле происходят, но нам, как правило, не хватает такого умения относительно наших мыслей. Например, мы не замечаем, что на наше отношение к другому человеку может глубоко повлиять то, как мы думаем и относимся к кому-то другому, кто может иметь определенные похожие аспекты поведения или даже внешности этого человека. Вместо этого мы предполагаем, что наше отношение к нему возникает непосредственно из его фактического поведения. 

Проблема мысли заключается в том, что такое внимание, которое необходимо для того, чтобы заметить это несоответствие, оказывается редко доступным, когда оно является наиболее необходимым... Диалог касается обеспечения пространства, в котором такое внимание может быть уделено.86

В этом пространстве импульс для того, чтобы заметить, как работают собственные процессы мышления, происходит от того, что участники получают друг от друга. «Каждый слушатель может предоставить в ответ каждом выступающему и остальной группе свой взгляд на некоторые предположения и невысказанные последствия того, что сказано, вместе с тем, что не сказано», — заявляют специалисты из группы Бома. Часто это осознание приходит к слушателю в процессе прослушивания чужой истории. Хал Сондерс описывает это явление так:

Через диалог каждая группа может начать распознавать чувства и восприятие другой. Жесткость собственных видений ослабляется. Каждая группа становится более способной слушать. Во многих случаях рассказ личных историй может сыграть определяющую роль в том, чтобы побудить людей обращать внимание на факты, которые они хотели бы игнорировать. Когда участники меняют собственные картины реальности, они могут начать воспринимать свое поведение в прошлом как контрпродуктивное.87

Практическое значение руководящих принципов, изложенных в главе 1.3, заключается в роли, которую они играют в создании этого «пространства, в рамках которого можно уделить такое внимание». Инклюзивность является базовым элементом. Это привносит в пространство разнообразие точек зрения, необходимых для того, чтобы бросить вызов привычным способам мышления участников. «В качестве микрокосма более широкой культуры, диалог позволяет выявить широкий спектр возможных взаимосвязей», — пишут Бом и его соавторы. 

«Он может раскрыть влияние общества на человека и влияние человека на общество. Он может отражать то, как принимается или отдается власть, и насколько распространены в общем незаметные правила системы, составляющие нашу культуру».88

См. События диалога: Создание безопасного пространства, гл. 2.4.

Однако среда должна быть такой, чтобы люди прилагали усилия и шли на риск тщательного изучения своих процессов мышления. Они должны чувствовать, что ведут разговор, имеющий важное значение — не просто бегло, «напоказ», или для достижения целей только одной стороны. Люди также нуждаются в поощрении и поддержке, чтобы развивать или использовать свои умения высказываться, слушать, уважать других и сдерживать свои реакции, а также создавать безопасное пространство, в котором они могут открыться для обучения и расслабиться, чтобы стать целостным человеком, вместе со своими эмоциями. Наконец, им нужно достаточное время для того, чтобы процесс изменений состоялся естественным путем, своевременно, и особенно для того, чтобы участники преодолели свое естественное сопротивление изменениям. Члены группы Бома предостерегают, что желаемые изменения не могут быть вынужденными или заранее определенными. «Тем не менее», — говорят они, — «изменения происходят потому, что мысль под наблюдением ведет себя иначе, чем мысль без наблюдения».

Некоторые из важнейших изменений, отмечает Хал Сондерс, часто происходят в период между сессиями диалога, когда люди успевают интегрироваться и поработать с новыми точками зрения, которые они получили в процессе.89

«Изменения происходят [в процессах диалога], потому что мысль под наблюдением ведет себя иначе, чем мысль без наблюдения»

Момент диалога

Объяснения практиков о том, как происходят изменения в процессе диалога, часто звучат как рассказы о знаковых, прорывных событиях, переносящих группы на более высокий уровень понимания. Это «моменты диалога». Таким моментом стало смягчение сердца боснийской женщины стихотворением молодого сербского солдата. В диалогах между кашмирскими женщинами, описанных Минакши Гопинатх, этот момент произошел со слезами, вызванными историями обездоленности и страданий, рассказанными женщинами с враждующих сторон.

Кейс OAS с диалогом Сан-Матео Истатан в Гватемале, представленный в главе 3.2, описывает следующий момент и его результат:

В решающий момент переговоров стороны смогли поделиться между собой болью и страданиями, вызванными [36-летней гражданской войной в Гватемале]. Они говорили о пагубных последствиях конфликта в их жизни, общинах и во всем городе. Эта честность раскрыла чувства и поступки многих людей в конфликте и гражданской войне, но обмен мнениями не привел к патовой ситуации или прерыванию процесса. Зато участие в открытой среде положило начало Соглашению о сосуществовании, поскольку каждая сторона признала и приняла то, что война вызвала страдания обеих сторон.

Часто практики описывают, как один человек вызывает момент диалога, прорываясь сквозь вежливый разговор, чтобы говорить честно, рискуя быть эмоционально уязвимым или озвучивая ценности, призывающие к нашей общей гуманности. Постоянная представительница ПРООН Сесиль Молинье вспоминала о таком поступке участника диалога в Мавритании о Целях развития тысячелетия, представленном в главе 3.4. Представитель правозащитной организации, которая еще не была признана в качестве юридического лица, находился в кругу диалога с рядом чиновников высокого уровня, оказавшись впервые в жизни в такой среде. «Он говорил умеренно», — вспоминала Молинье. «Он сказал, что защищает не просто чернокожих рабов, а всех людей, которые оказались беспомощными и которым некуда было деться. Он надеялся, что люди, имеющие власть, помогут ему помочь им». Этот человек вызвал сдвиг в группе, потому что «они почувствовали, что он действительно искренен. Было много подобных моментов, когда люди устанавливали защитные рамки». Именно такие моменты, отмечала Молинье, и заставили диалог действовать.90

Полевые исследования, проведенные в середине 90-х годов в рамках проекта диалога в Массачусетском технологическом институте, подтверждают практическую мудрость этих объяснений того, как происходят изменения. Проанализировав стенограммы сотен часов бесед, исследовательская группа пришла к выводу, «что диалог существует не столько в обмене словами и идеями, сколько в фундаментальных сдвигах в направлении разговора». Эти сдвиги произошли, как отметили члены группы, когда «определенные люди, в одиночку и вместе, оказались катализаторами группы в направлении сути, [или когда] определенные действия фасилитатора помогали группе видеть собственную общую ситуацию и вместе рефлексировать».91

Эти «ключевые эпизоды» или поворотные моменты имеют решающее значение для воздействия, которое они оказывают на людей и группу диалога. Обращаясь к драматическому моменту в диалогах Visión Guatemala, интервьюируемый сказал историку проекта, что в результате этого события «группа получила возможность говорить откровенно. Стало возможным говорить, не огорчая другую сторону. Я считаю, что это помогло создать благоприятную атмосферу, в которой можно выразить, если не истину, то собственную правду каждого человека». Через девять лет после завершения процесса гражданского сценария Mont Fleur историк в области обучения обнаружил в интервью, что несколько участников «запомнили точные даты и время изменений в их мышлении». В значительной степени труд диалога, описанный в 3-й части, имеет целью создать основу для моментов с таким эффектом.92

От личных изменений к общественным

Ощущение крайней общественной потребности, движущее большинством диалоговой работы, делает преобразование изменений на индивидуальном уровне в изменения на общественном уровне чрезвычайно важным. Однако нужно пройти еще долгий путь к документированию и пониманию взаимосвязи между этими двумя уровнями воздействия. На данный момент, исходя из материалов, собранных для этого Пособия, важными представляются два мотива.

Влияние сдвигов в ментальных моделях. Модель айсберга наглядно представляет объяснение, которое дают большинство практиков, тому, как глубокие изменения в ментальных моделях, чувствах и восприятиях, происходящих «ниже линии воды», создают основу для изменений, являющихся более конкретными и видимыми. В новом мышлении, отношениях, связях и поведении, возникающих из диалогов, практики видят изменения на индивидуальном уровне, которые могут обернуться большими последствиями, в соответствии с тем, что описала Койфер в своем анализе трех процессов гражданского сценария. Рассказы практиков о моментах диалога пестрят яркими примерами произошедших сдвигов, и много положительных результатов, о которых сообщается в кейсах, иллюстрирующих это Пособие, вытекают из этих ключевых сдвигов. Например:

• сельские и городские группы в разрушенном войной регионе Гватемалы, находят креативные пути преодоления препятствий и создают муниципальное правительство, которое бы соответствовало интересам всех 93
• антагонистические политические партии Панамы, которые соглашаются участвовать в выборах, исходя из того, как и насколько каждая из них будет реализовывать совместную национальную повестку дня94
• коалиции бывших врагов сотрудничают для продвижения программы демократических реформ в Буркина-Фасо95
• бывшие революционеры-марксисты и консервативные предприниматели вместе продвигают общее видение справедливого, устойчивого экономического развития в ЮАР.96

Хотя большинство из этих кейсов касаются преимущественно образованных элит, такие изменения, как повышение способности к мирному урегулированию конфликтов и активное участие в управлении, также известны в диалогах сообществ, таких как OAS в Гватемале и Interpeace в Руанде. Рамон Добон указывает на опыт Латинской Америки в бюджетном процессе с обеспечением широкого участия. В Перу, отмечает он, закон, требующий привлечения граждан, воспринимался мэрами городов как угроза, хотя процесс участия касался лишь 20 процентов бюджета. «Они сначала были против — ведь они потеряют власть; и это привело бы к беспорядку. И сначала был беспорядок, и каждый защищал свои интересы». Однако сейчас процесс начал работать хорошо, поскольку обе стороны развили в себе способность к сотрудничеству. Добон перефразирует слова одного мэра: «Теперь граждане поддерживают решения, которые были приняты. Управление происходит лучше, и если что-то не срабатывает так, как все думали, люди это понимают, а не просто обвиняют меня».97 В этом городе совокупное изменение взглядов как граждан, так и мэра фактически создало новый социальный договор об управлении городскими делами по принципу сотрудничества.

Эффект от результатов. Пример Добона подчеркивает еще один способ, которым эффект процессов диалога может достичь общественного уровня — положительный эффект положительных результатов. С одной стороны, мэр отмечает, что решения, принятые коллективно в процессе бюджетирования с обеспечением широкого участия, «лучше», чем когда он их принимал обычным путем. С другой стороны, люди воспринимали результаты — и хорошие, и не очень хорошие — потому, что чувствовали принадлежность к процессу принятия решений и самим решениям. Подобным образом, история диалога в Мавритании о Целях развития тысячелетия, представленного в главе 3.3, отмечает формирование «критической массы» граждан, «узнавших о диалоге как инструменте для конструктивных и плодотворных дискуссий на различные темы», как на значительном шаге к построению «прочной основы культуры управления с широким участием».

В долгосрочной перспективе практики предполагают, что по мере того, как процессы диалога будут подтверждать свою ценность и распространяться, все больше людей будут получать положительный опыт диалога и воспринимать его как желаемый подход для решения любой сложной общественной проблемы. Например, Рагнар Энгебю говорит о создании потенциала для «устойчивых обществ», которые могут сотрудничать в процессе решения любых проблем, которые могут возникать.98 Подобным образом Кармело Ангуло, в то время представитель ПРООН в Аргентине, описывает «диалоговую демократию», в которой диалог является доминирующим способом воздействия на всех уровнях управления.99

Из сферы совещательной демократии Филип Томас предоставляет перечень из десяти положительных результатов, вытекающих из успешных процессов с участием большого количества простых граждан в публичном обсуждении:100

• преодоление разрыва между «экспертами» и общественностью
• переход от искаженного, упрощенного понимания к выявлению и принятию сложности общественных вызовов
• установление высоких стандартов публичного дискурса
• перенос фокуса с конкурирующих интересов на общее благо
• усиление способности общественности к обоснованному принятию решений
• вынесение ценностей на обсуждение и принятие решений
• повышение чувства действенности граждан
• укрепление связей между гражданами, вопросами, институтами и политической системой
• возложение ответственности за государственную политику на общественность
• создание возможностей для трансформационного обучения и системных изменений.

Выводы

Конец «холодной войны» ознаменовал в мире начало периода больших надежд и оптимизма относительно того, что страны, находившиеся в большой степени под внешним управлением как сателлиты той или иной сверхдержавы, смогут начать определять собственные курсы; и рядовые граждане смогут начать отстаивать свои права и потребности на публичной арене. «Конец авторитарных режимов после «холодной войны» открыл путь для новых подходов снизу», — отмечает Специальный представитель Генерального секретаря ООН в Судане Ян Пронк. «Изменение режима могло происходить без насилия. Средние слои между низами и элитой — гражданское общество и бизнес — могут начать играть новую роль. Они также могут принимать активное участие в идеях и поднимать такие вопросы, как гендер и окружающая среда. Это была замечательная новая возможность, как на практике, так и в теории».101

Однако через более чем 15 лет на национальном и глобальном уровнях наблюдается значительное разочарование касательно той степени, в которой продолжает существовать «старое вино в новых мехах»: демократические структуры до сих пор работают по традиционным правилам и привычкам старых элит — политики власти «сверху вниз». Массив проблем, кажущихся неразрешимыми, который представлен в главе 1.2, свидетельствует о конкретных результатах этой модели привычного ведения дел, что разочаровывает. Безусловно, вдохновляющие примеры изменений существуют. Но существует и насущная потребность в изменениях, которые должны быть глубокими, широкими и более устойчивыми, если обещание об окончании холодной войны должно быть выполнено.

Это Пособие и совокупность практик, на которые оно опирается, представляют ответ на эту потребность, сосредоточенную не на каком-то одном вопросе или конкретной структуре, а на процессе решения широкого круга вопросов и деятельности в различных структурах с целью получения более положительных результатов. В 1-й части определен процесс, который мы называем диалогом, и изложено понимание потребностей, которые он удовлетворяет, как он работает и чего он может достичь, на основе концептуальных конструкций и практического опыта людей, которые его используют. Часть 2 прибегает к деталям процессов диалога, чтобы предложить указания по изучению, дизайну, запуску и осуществлению инициативы, опять же опираясь на накопленный опыт и мудрость практиков. В ней также рассматриваются некоторые проблемы, с которыми сталкиваются люди при выполнении этой работы. Часть 3 представляет обзор широкого круга диалоговых инициатив и трех углубленных кейсов, чтобы дальше укрепить понимание читателя в области практики.